Мой друг Мифта

– Салават Шейхович, символично, что юбилей Альберта Валеевича Вы встретили в командировке на Север, без которого этот удивительный человек жить и творить не мог. А где пересеклись ваши пути?

– Моё знакомство с писателем состоялось в Москве весной 1979 года, когда я учился в аспирантуре. На торговом лотке возле московского метро станции "Парк культуры" мое внимание привлекла небольшая книжица в бумажном переплете с изображением танцующих северянок с бубнами "Время игры в экимосский мяч". Как эту книгу, изданную Магаданским книжным издательством, занесло с берегов Нагаевской бухты на Зубовский бульвар, не представляю. Я воспринял её, как весточку из родных краев. Купил сразу три экземпляра себе и сотоварищам по учёбе. Мой экземпляр и сейчас хранится на рабочем столе (собеседник перелистывает потрепанную временем книжечку с красивой черно-белой литографией на обложке – прим.).

– Когда виртуальное знакомство стало реальным?

– После московской аспирантуры я вернулся в Хабаровск и стал искать возможность поехать в командировку в Магадан. Колымские друзья уже рассказали Альберту Валеевичу о моем желании с ним познакомиться. К тому времени я прочитал все, что было им написано и мне удалось достать. Сегодня я себя корю, что не позвонил Альберту в свою первую командировку. Побоялся быть навязчивым, все-таки он был уже известным писателем. Но в один из приездов все-таки решился набрать номер, стал объяснять кто я и почему звоню. А в ответ: «Где же ты так долго был? Я давно жду звонка».

Альберт Мифтахутдинов во время переправы через реку Энмываам, 1984 год. Фото из архивов Музейного Центра "Наследие Чукотки".

– Знакомство с писателем – это был своеобразный пропуск на Чукотке?

– Помню в Уэлене я вышел из гостиницы, а там одна улица по косе, с левой стороны лагуна, справой море. Колея наезжена водовозкой. Осень, грязь, холод. На мне экспедиционная одежда, удобная, но непрезентабельная. А навстречу идёт уэленец: «Вот понаехали тут. Ты кто?». Отвечаю: «Врач». Он: «Откуда? Из Хабаровска... Да у нас тут своих знаменитостей хватает! Вот, например, ты знаешь такого писателя Альберта Валеевича Мифтахутдинова?». Улыбаюсь: «Мифту что ли?». Он: «Сочиняешь...». Достаю записную книжку, показываю запись: Мифта, телефон, день рождения. В ответ: «Пойдём ко мне?». Выяснилось, что это инженер по добыче Аркадий Петрович Нестеров. Мы потом с ним часто встречались, подружились.

Как-то рейс из Анадыря посадили в Магадане и не дают вылет. Ветер 20 метров в секунду поперёк полосы. Звоню Мифте. Встретились, посидели. А чтобы добраться до аэропорта нужен час. Справочная аэропорта не отвечает. Звоню в метеослужбу. На проводе приятный женский голос, я в ответ: «Здрасте! Это Салават. Что у нас там по Анадырю?». Девочки сообщают, что рейс задерживается до утра. Алик потом спрашивает, почему я не сказал, что их знаю. А я не знаю. Наверно, сейчас думают, кто такой Салават? Смеется: «Я купил у тебя это!». Говорю: «У тебя не получится. Представь себе, позвонишь: «Здрасте, девочки, я Мифта!». И что тут думать – Мифта да Мифта. Все тебя знают».

– Альберт Валеевич всех заражал своей любовью к Северу?

– Севером я был заражен и раньше. Я родился в экспедиции на Севере: в Ульчском районе Хабаровского края, рядом с Де-Кастри. Отсюда наверно любовь к приключениям. Дома меня редко видели. После учебы в мединституте собирался уехать по распределению на Чукотку, в Лорино, но планы перебила московская аспирантура. Потом летал на Север каждый год, порой, раз в квартал. В 1990 году два месяца отработал в составе российско-французской экспедиции, в медицинской группе. Алик по-хорошему завидовал мне, когда на Чукотке в экспедиции у нас научным руководителем был французский путешественник, географ, писатель Жан Малори: «Я всю жизнь мечтал с ним познакомиться, а ты каждый день с ним в экспедиции!».

– В чем был интерес?

– Ученый из Парижа едет в Гренландию, изучает жизнь эскимосов, пишет книгу. А для Алика Север – не экзотика, он с этими людьми жил, они были его друзья, товарищи, знакомые. Он с ними тонул, замерзал. Это и сближает. На Севере не надо идти в горы, чтобы себя проверить. Замело. И всё! Я из Лаврентия две недели не мог улететь. И каждый раз, когда улетаешь на Севере, очень важна дружеская помощь.

– Это так называемое полярное братство, для которого дружба крепче вечной мерзлоты?

– Это те, кто был "повязан" северами. Геологи, учителя, врач, журналисты, писавшие о Севере. Кого только там не было! Это переплетение судеб, жизненных путей. Сейчас понимаешь ценность этих людей. Друзья Алика стали и моими друзьями – художник Валерий Цирценс, писатели и поэты Владимир Христофоров, Анатолий Пчёлкин, Станислав Дорохов, Евгений Рожков, Антонина Кымытваль, известный геолог Виктор Иванов. На Севере умели работать, умели отдыхать. А самое главное – умели дружить. Деньги в принципе не имели никакого значения. Замки дверей не запирались. Везде примут, накормят, оставят на ночлег. Алик, кстати, любил индийский чай. Крепкий и вкусный. Но, понимаете, для затравки настоящего мужского разговора надо "чай" покрепче.

– Альберт Валеевич был разговорчивым человеком?

– Мало, что разговорчивый, его голос и манера разговора были успокаивающие. Творческие люди соберутся и любят поспорить. А Алик–миротворец. Этот доброжелательный голос и сегодня звучит в моей памяти. Он был принципиальный человек, но без резкости, жесткости выраженной. Со стержнем внутри. А без этого стержня ни на Чукотке, ни на Колыме делать было нечего. Ляжешь под требования руководства, приспособишься, и тебя потом никто и не вспомнит.

А.В. Мифтахутдинов в оленеводческой бригаде. Фото из архивов Музейного Центра "Наследие Чукотки".

– Герои его произведений невыдуманные люди?

– Есть обобщенные образы, а есть конкретные. И со многими героями знаком. Вот и сейчас читаешь любую страницу в его книгах и как будто опять в знакомой компании. Это люди, которые тебе близки. У него было заведено, если имя и фамилии героя на АМ, это про него самого, автобиографично. И это не выдуманный мир. Конечно, как у любого писателя есть обобщения, прописаны нравственные идеалы, как он их понимает. Мифта везде в диалогах героев, так или иначе, продвигал кодекс чести полярного человека.

Мифта и геолог Виталий Гольцев ("Кроха"). Фото из архивов Музейного Центра "Наследие Чукотки".

– Его называют последним романтиком. Но сегодня с этим понятием ассоциируются какие-то излишне яркие эмоции, наивность?

– У каждого времени свои герои. Возьмите Олега Куваева, написавшего роман "Территория" о геологах. Он же также был влюблен в Север и эту красоту. Красота везде есть. Но он-то видели то, что ты никогда больше увидишь, и в его книге: «А вы видели розовую чайку? А вы встречали рассвет в тундре?».

Есть трудные суровые места для жизни, и люди туда стремятся, чтобы проверить себя. Кто-то идет в горы. Но Север – не просто развлечение, это тяжелая работа, от которой ты получаешь удовлетворение, она позволяет тебе раскрыть себя. И у Куваева, и у Мифты есть такое: вошел как патрон в патронник. Без напряжения, так плотненько и в то место, которое предназначено для тебя. Эти ребята сдали свой профессиональный экзамен на отлично, потому их до сих пор помнят. Они очень похожи. Филологи меня тут же раскритикуют. Но по духу так.

Правда у Алика нет таких крупных произведений как "Территория", за ним не стоит мощь производственного коллектива и Дальгеологии. Но у него очень много поселков, тундры, стойбищ, оленеводческих хозяйств. Тут только ты, твое отношение к людям и отношение этих людей к тебе. Это другое окружение. Труд зверобоя или оленевода не менее героический. Алик рассказывал об их умение работать, видел суть их духа, жертвенность, готовность поступиться для человека, который рядом.

В яранге. Фото из архивов Музейного Центра "Наследие Чукотки".

– Он читается на одном дыхании, а как работал?

– Я всё-таки дилетант в этом деле, но писать всегда тяжело. Это большая внутренняя работа. Алик был мастер коротких вещей. Писал коротко, интересно, очень содержательно. Для этого нужен большой талант. У него получалось. И у его друзей получалось, писать так, чтобы принимали и рафинированная интеллигенция, и обычные люди. Был у них такой ключ, отмычка к людям, к душам, к Северу.

– Его товарищи по перу вспоминают, что он с лёгкостью дарил темы для новых сюжетов?

– У них так принято было. Это время непосредственного общения. Общая атмосфера была доброжелательной. Хорошие отношения стоили больше денег. Он так жил. И большая часть людей вокруг него так жила.

– Все, кто знал писателя, вспоминают, что Мифта был горазд до путешествий и старался поучаствовать в любой экспедиции, в любом качестве, лишь бы была настоящая и интересная. У вас была общая мечта?

– Озеро нетающего льда Эльгыгытгын на Чукотке. Но это был сложный маршрут. И сложно было пересечься, когда у тебя обязательства, работа. Алик его преодолел. Он все значимые маршруты прошел, побывал в тех местах, которые даже на обычной карте не указаны. Он умел загореться идеей, продумать путь, найти с кем его пройти. Ему не случайно подарили ключ от Полярного круга.

– Были материалы, которые ушли в стол?

– Ему удавалось пробивать, он умел писать, умел находить материалы и людей. К нему тянулись. Моя статья "Айболит для Чукотки" (о проблемах подготовки врачей для северов из числа коренных) была опубликована в "Магаданской правде" и в "Советской России" только благодаря авторитету Алика. Кто бы стал в столице слушать доктора с периферии?

А.В. Мифтахутдинов, Ю.С. Рытхэу, Е.Ф. Рожков на съезде писателей СССР в Кремлёвском дворце съездов, 1981 год. Фотография из фондов Музейного Центра "Наследие Чукотки".

– У Владимира Христофорова прочитала, что был у них совместный замысел написать книгу "Техника безопасности в тундре". Слишком много друзей и знакомых погибло в тундре из-за пустяков...

– Советы бывалых по выживанию: как лучше одеться, чтобы не замерзнуть, какие травы помогут не умереть с голоду в тундре и т.п. Мы разговаривали об этом. Но ситуация поменялась так, что не людей надо спасать, а природу от человека. У Алика есть рассказ "Мишаня" про белого медведя. Когда меня спрашивают про экологию, отвечаю – почитайте. Это не пьяный охотник, а трагедия людей, которые теряют привычный образ жизни. Проблема иного отношение к окружающей среде, в которую они были органически вписаны.

– Альберт Валеевич когда-нибудь Вам, как доктору, жаловался на здоровье?

– Никогда. Он шутил: есть одна таблетка, половина которой от головы, а вторая – от живота. Я потом себя очень критиковал, потому что при встрече у нас никогда не заходил разговор о здоровье. Но это не только с Аликом, но и с другими людьми. Люди такого плана не любят жаловаться. И близкие не говорили то том, что есть проблемы.

Обычно, когда они уходят, в след обсуждают: мол, курил, любил крепкий "чай". Не всё так просто. У Алика была очень сложная судьба. Его и изгоняли, и исключали. Он мне рассказывал, что его в один день приняли в партию и в этот же день исключили. Мы не всегда понимаем, сколько было отдано на преодоление. А вы не считаете, сколько партийных комиссий, разборов, приглашений на беседу, увольнений? Сколько рубцов на сердце?

У меня в архиве нет ни одной фотографии с Аликом. Мы не рассчитывали, что всё так быстро кончится. Журналы с автографами Алика, часть его писем, открыток я отдал в Хабаровский краевой архив, какая-то осталась у меня.

Последний раз мы встретились в сентябре 1990 года, когда я возвращался из экспедиции. Самолет тогда летел по маршруту Анадырь – Магадан – Хабаровск. Я ему привёз подарки: сигареты, сухую простоквашу, коньяк "Коктебель" из Лорино. Председатель сельсовета написал мне записку в Чукотоптторг, чтобы выдали бутылку. Не так-то важен был сам коньяк, как ассоциации с названием его рассказа. Он мне вручил вермут с Колымской трассы. Мы эти подарки в аэропорту опробовали. Когда я сел в самолёт, сосед спрашивает: «А ты где успел?». Понимаешь, не имей сто рублей, а имей сто друзей.

С.Ш. Сулейманов бережно хранит книги  друга с дарственными надписями. Фото: Виктория Лежнина.

– В 2017 году вышел третий том сочинений Альберта Валеевича, невероятный по содержанию: воспоминания о писателе, фотографии, его очерки.

– Идея издания книги – большая заслуга семьи Алика, издательства "Охотник" и его директора Павла Жданова. Это огромный труд дочери Натальи журналиста и главного редактора газеты "Вечерний Магадан". Вдова писателя Валентина и его сын Даниил тоже остались преданы Магадану. Они очень скромные люди, но делают все, чтобы сохранить память об отце и муже.

– Дочь писателя очень тепло отзывается о Вас в этой книге. Вы общаетесь?

– Отец ушел очень рано. Я помню, мы приехали на прощание, она сидела на стульчике совсем маленькая. Из Москвы привезли его прах. Мне показалось, что так и хорошо. Это не производило тягостного впечатления. Он навсегда остался в нашей памяти таким, каким мы его видели и знали.

Прошло много-много лет, больше, чем тот период общения. Это особая атмосфера, когда тебе, чужого человека, принимает семья, ты становишься ее другом. Значит, совпали по своим человеческим параметрам.

– Часть писем, открыток друга Вы передали в Хабаровский краевой архив. Они подписаны его любимыми фломастерами?

– У него была какая-то своя особая к ним любовь. Но для меня было и не важно, чем написано, хоть угольком. Ценность этих людей в том, что они оставались людьми в самых сложных обстоятельствах. И с глубочайшим уважением относились к окружению.

Интервью провела журналист Виктория Лежнина.